В дверь каюты робко постучали.
– Подожди, – раздраженно бросил Ар-Шарлахи. – Одеться дай… Что там у вас?
– Да собрались уже все, – послышался из-за двери голос Айчи. – Вас ждут…
– Зачем? – спросил Ар-Шарлахи, накидывая белый балахон, испятнанный засохшей кровью Кахираба, и заправляя повязку.
– Так ведь… совет же… Вчера-то так ничего и не решили…
Ар-Шарлахи рванул дверь, заставив Айчу отшатнуться.
– Совет? Никакого совета не будет. Я уже все решил сам. Идем к морю.
Айча моргал.
– Да, но… Люди-то…
– Правила мои ты знаешь, – глядя ему в глаза, раздельно проговорил Ар-Шарлахи. – Кто не хочет идти на корабле, пойдет пешком. Если кто забыл – иди и напомни.
Весь день прямо в рог «Самуму» тянул ровный крепкий ветер. Пришлось лавировать. Серебристые трубы справа по борту то придвигались почти вплотную, то уходили к горизонту, снова обращаясь в двойную сияющую нить. К вечеру команда устала и измоталась окончательно, но это, возможно, было даже и к лучшему. Когда сил хватает только на то, чтобы добраться до ложа или до гамака, тут уж не до разговоров. И все-таки недовольство не утихало.
– Да верблюд тебя забодай, – упрямо клокотал огромный Горха, уже еле ворочая языком. – А Лако помнишь? Ну не пошел он тогда с Шарлахом, молотов испугался… И что вышло?
– Так то молоты… – нехотя отвечали ему. – А то море… Молот – он, знаешь, то ли раздробит, то ли не раздробит… А море – все! Море – смерть…
– Смерти, что ли, боишься?
– Так это еще смотря какой смерти… Вот как полезут из этого самого моря… синие, скользкие… и холодными, слышь, холодными пальчиками тебя…
– Да вранье это все… Полезут… Кто полезет? В храме что говорят? Царство мертвых, оно где? На луне. Ну и вот…
– Так это предки на луне! И эти… герои всякие… А кто помельче – тот в море…
– Ну, чего лаетесь, чего лаетесь? – вмешался чей-то сонный сердитый голос. – Он же нас заговорил! Ну, стало быть, и бояться нечего…
– Так ведь еще не всякого заговоришь-то! Есть такие, кого и заговор не берет. Шарлаха, скажем, мертвяки точно не тронут. А вот нас с тобой…
– Да замолчите вы, вараны, или нет? – плачуще выкрикнули из самого темного угла. – И так тошно, а они тут еще…
– А я тут при чем? – вскинулся Горха. – Ты это, смотри… За варана знаешь что бывает?.. Ты мне скажи только другой раз что-нибудь про варана!..
И долго еще ворчал, успокаиваясь. Остальные, зная вздорный нрав и тяжелые кулаки Горхи, на всякий случай примолкли.
– Я к чему говорю-то все?.. – снова завел он чуть погодя. – Я уж давно приметил: как кто от Шарлаха отбился – считай, пропал… Что? Нет?.. Песчаная буря, а? Всех ведь накрыло: и наших, и голорылых!.. А мы – вот они!.. Живехонькие. Лежим себе, языками треплем… А за варана ты у меня схлопочешь! – вновь обидевшись, рявкнул он и приподнялся на локте, высматривая виноватого. – Я тебе такого варана дам – ты его и выговаривать забудешь, варана!..
Наверху забегали, засуетились, послышался голос Айчи. «Самум» готовился к очередному повороту.
Ближе к вечеру ветер стал понемногу ослабевать. Ар-Шарлахи приказал остановиться и дать отдых всей команде. Местность нисколько не изменилась: та же песчаная зыбь до горизонта по левому борту, те же бесконечные трубы справа. Невольно возникало ощущение, что «Самум», лавируя весь день, не продвинулся к югу ни на шаг.
Настроение у всех было тревожное, неуверенность главаря передалась остальным. Конечно, Ар-Шарлахи мог сделать неумолимое каменное лицо, положить людей к ведущему барабану и гнать корабль к морю всю ночь, но он еще не знал, что ему ответит Улькар. Все должно было выясниться утром.
Долго не мог заснуть. Глядя на него, не спала и Алият.
– Слушай, – тихонько позвала она. – Скажи честно… Ты что, совсем-совсем не боишься?
– Моря?.. Нет, не боюсь.
– А вообще боишься чего-нибудь?
Он вздохнул:
– «Разрисованных» боюсь. Боюсь, что Улькар заупрямится… Но в основном, конечно, «разрисованных»…
– Может, вина тебе?
Он помотал головой, и это встревожило ее окончательно.
– Ты в самом деле решил привезти Улькару морскую воду?
– А что еще остается делать? Мятеж подавлен, податься нам некуда… И потом, знаешь, – оживившись, добавил он, – хочу к морю. То ли назло всем этим «разрисованным», то ли… Не знаю. Я его уже во сне вижу, серьезно!..
– И какое оно… во сне…
Ар-Шарлахи запнулся и недоуменно сдвинул брови.
– Странно, – сказал он. – Не помню… Берег – помню, а вот само море…
– Ну хорошо, а берег? Какой он?
– Сплошной оазис. Кипарисы, пальмы… Что-то вроде Харвы, только без гор…
– Оазис? Почему оазис?
– Н-ну… – Он в затруднении привскинул руки, пошевелил пальцами. – Вода же… Много воды… Ладно, уговорила, давай вина!
Бегающую металлическую заклепку после первого разговора с Улькаром Ар-Шарлахи сообразил оставить в том же самом положении и сейчас, включая устройство, делал это весьма осторожно, чтобы нечаянно ничего не сдвинуть. Улькар, должно быть, ждал вызова, поскольку откликнулся немедленно.
– Я обдумал твое предложение, – сухо сообщил он. – Как ты смотришь на то, чтобы занять кресло наместника Пальмовой Дороги? После того как доставишь воду, разумеется…
Ар-Шарлахи несколько опешил. Что ни говори, а государь Единой Харвы был весьма неожиданным человеком.
– Мне кажется, – продолжал Улькар, восприняв изумленное молчание собеседника как нечто само собой разумеющееся, – что таким образом все затруднения будут устранены…
– Да… но возникнет новое… – откашлявшись, сказал Ар-Шарлахи. Он еще не совсем пришел в себя.